«Я знаю, прощать – это нелегко. Я всю жизнь старался это делать. Но признаю, что иногда я спотыкался».
«Я так и остался отверженным. Я об этом никогда не забывал. Моя смерть принесет облегчение всем вокруг».
«Я так и остался отверженным. Я об этом никогда не забывал. Моя смерть принесет облегчение всем вокруг».
Трава скрывает, дождь смывает.
На кладбище Пер Лашез, неподалеку от общей могилы, в стороне от нарядного квартала этого города усыпальниц, вдалеке от причудливых надгробных памятников, выставляющих перед лицом вечности отвратительные моды смерти, в уединенном уголке, у подножия старой стены, под высоким тисом, обвитым вьюнком, среди сорных трав и мхов лежит камень. Камень этот не меньше других поражен проказой времени: он покрыт плесенью, лишаями и птичьим пометом. Он позеленел от дождя и почернел от воздуха. Возле него нет ни одной тропинки; в эту сторону заходить не любят, – трава здесь высока и можно промочить ноги. Лишь только проглянет солнце, сюда сползаются ящерицы. Кругом шелестят стебли дикого овса. Весной на дереве распевают малиновки.
Это совсем голый камень. Его высекли таким, какой нужен для могилы, и позаботились лишь о том, чтобы он был достаточной длины и ширины и мог покрыть человека.
На камне не вырезано имени.
Только много лет назад чья то рука написала на нем четыре строчки, которые с каждым днем становилось все труднее разобрать из за дождя и пыли и которые теперь, вероятно, уже стерлись:
Он спит. Хоть был судьбой жестокою гоним,
Он жил. Но, ангелом покинутый своим,
Он умер. Смерть пришла так просто в свой черед,
Как наступает ночь, едва лишь день уйдет.
На кладбище Пер Лашез, неподалеку от общей могилы, в стороне от нарядного квартала этого города усыпальниц, вдалеке от причудливых надгробных памятников, выставляющих перед лицом вечности отвратительные моды смерти, в уединенном уголке, у подножия старой стены, под высоким тисом, обвитым вьюнком, среди сорных трав и мхов лежит камень. Камень этот не меньше других поражен проказой времени: он покрыт плесенью, лишаями и птичьим пометом. Он позеленел от дождя и почернел от воздуха. Возле него нет ни одной тропинки; в эту сторону заходить не любят, – трава здесь высока и можно промочить ноги. Лишь только проглянет солнце, сюда сползаются ящерицы. Кругом шелестят стебли дикого овса. Весной на дереве распевают малиновки.
Это совсем голый камень. Его высекли таким, какой нужен для могилы, и позаботились лишь о том, чтобы он был достаточной длины и ширины и мог покрыть человека.
На камне не вырезано имени.
Только много лет назад чья то рука написала на нем четыре строчки, которые с каждым днем становилось все труднее разобрать из за дождя и пыли и которые теперь, вероятно, уже стерлись:
Он спит. Хоть был судьбой жестокою гоним,
Он жил. Но, ангелом покинутый своим,
Он умер. Смерть пришла так просто в свой черед,
Как наступает ночь, едва лишь день уйдет.
Но..такие строчки на могиле лучше любого имени.
согласна. да и вряд ли там могло быть его имя... только то клеймо, которое разрушило все надежды на спокойную жизнь - каторжник.
Надо почитать))